

Валерий Лахтин
Представитель государственного обвинения на процессе по второму делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. Именно он читал весь текст обвинительного заключения и оглашал большую часть документов по делу.
Лахтина и Дмитрия Шохина, другого государственного обвинителя, участвовавшего в процессе, считают людьми из команды бывшего генпрокурора Владимира Устинова.
В самом начале судебного процесса адвокаты Ходорковского и Лебедева заявляли отвод Лахтину и Шохину, поскольку прокуроры ранее участвовали в других процессах, связанных с компанией ЮКОС, имеют личную заинтересованность в исходе дела и не могут быть объективными. Шохин представлял обвинение на процессе по первому делу предпринимателей, а Лахтин поддерживал прокуратуру при их аресте и продлении им срока ареста. Шохин также выступал в процессе по делу бывшего замглавы «ЮКОС-Москва» Василия Шахновского, а Лахтин — в процессах по делу сотрудника службы безопасности ЮКОСа Алексея Пичугина и вице-президента ЮКОСа Василия Алексаняна. Кроме того, он поддерживал прокуратуру при объявлении одного из крупнейших акционеров ЮКОСа Леонида Невзлина в международный розыск, при аресте счетов Ходорковского, Лебедева, Невзлина, Михаила Брудно и других представителей ЮКОСа в швейцарских банках UBS AG, CBG Compagnie Bansaire Geneve, Dresdner Bank и Banque Ingosuez, при аресте счетов патронировавшейся Ходорковским общественной межрегиональной организации «Открытая Россия» и при обыске в офисе «ЮКОС-Москва». Суд отказал защите в удовлетворении ходатайства.
Впоследствии адвокаты Ходорковского и Лебедева неоднократно заявляли отвод прокурорам, в том числе Валерию Лахтину, но суд отказывал.
Лахтин был включен защитой в список свидетелей по второму делу, однако, как рассказал на суде Ходорковский, в связи с неправомерными действиями прокурора этот вариант списка не был включен в материалы дела.
Прокурор обвинял подсудимых и защитников в попытке дискредитировать обвинения в глазах общественности. Действия обвиняемых, по мнению Лахтина, подрывали основы и устои российского государства. По его мнению, «всякий, кто так не считает, подрывает устои государства тоже». Ходорковский и Лебедев, по словам прокурора, дискредитировали бизнес-сообщество перед зарубежными инвесторами, оказывали незаконное давление на суд, на свидетелей, на СМИ, все искажая. Обращения адвокатов в Европейский суд по правам человека Лахтин тоже расценил как подрывы устоев российского государства.
Ходорковский и Лебедев обвиняли прокурора в фальсификации доказательств. В частности, Лахтин, по словам Лебедева, привел три ложные даты регистрации люксембургской компании Yukos Capital S.A.R.L. Ходорковский указал, что предоставленная Лахтиным информация о том, что адвокаты якобы «передавали указания своих подзащитных по реализации планов совершения преступлений», не соответствует действительности.
В ходе процесса по второму делу адвокаты неоднократно указывали, что Лахтин оглашает документ не полностью, что он представляет копии вместо оригиналов. Адвокаты и подсудимые обращали внимание судьи Виктора Данилкина на то, что Лахтин задает свидетелям вопросы, не относящиеся к делу, а также спрашивает не о фактах, а о том, что им, свидетелям, представляется, пытается навести свидетелей на нужный ответ, спорит со свидетелями, сам снимает собственные вопросы без предупреждения. В ходе допросов свидетелей Лахтин упоминал о документах, которые не оглашались во время знакомства с материалами обвинениям, и пытался их огласить, не испрашивая разрешения суда.
Скандал возник в связи с заявлениями в суде бывшего финансового директора ЮКОСа Алексея Голубовича. В первый день допроса он опроверг позицию следствия о неэквивалентности акций дочерних компаний ВНК и акций ЮКОСа и незаконности сделки по их обмену. По его словам, вопрос о неравноценности обмена «возник почему-то только у следствия». Однако следующий день допроса Голубовича начался с того, что свидетель фактически отказался от своих слов, и Лахтин попросил его ответить на те же вопросы, что и в первый день, но с учетом этого заявления. Подсудимые и адвокаты расценили это происшествие как результат давления на свидетеля.
Перед допросом бывшего сотрудника ЮКОСа, подданного Великобритании Стива Уилсона, Лахтин устроил допрос его переводчику и потребовал его отвода, утверждая, что тот заинтересован в исходе процесса. Однако судья отклонил отвод.
Во время процессов как по первому, так и по второму делу Ходорковского и Лебедева Лахтин неоднократно ходатайствовал о продлении подсудимым срока содержания под стражей. Он объяснял, что, находясь на свободе, обвиняемые могут повлиять на ход процесса. Защита отмечала, что обвинение не представляет документов, бесспорно подтверждающих, что обвиняемый может скрыться от правосудия или опасен для общества. Кроме того, адвокаты указывали, что обвинение требует продлить срок содержания под стражей на основании того, что продлен срок следствия, хотя, на самом деле, срок следствия продлен не был. Однако суд всякий раз удовлетворял ходатайства обвинения.
Лахтин постоянно обвинял Ходорковского, Лебедева и адвокатов в затягивании процесса — в частности, в том, что они долго знакомятся с материалами дела. При этом обвиняемые и защита указывали, что им не предоставляли возможности ознакомиться с материалами в полном объеме, а кроме того, у обвинения нет доказательств, что они умышленно затягивали ознакомление с делом.
Разгром компании ЮКОС
Закончившийся в конце декабря 2010-го второй процесс над бывшими руководителями компании ЮКОС Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым фактически является частью юридического преследования, начатого в 2003 году. Существует несколько версий того, почему именно руководители ЮКОСа оказались под ударом.
По одной, Ходорковский вызвал крайнее раздражение Владимира Путина, когда на встрече президента с представителями РСПП в феврале 2003-го заявил, что на коррупцию в России в 2002 году было истрачено 30 миллиардов долларов, приведя в качестве примера не слишком «чистую» покупку «Роснефтью» компании «Северная нефть». По другой, Путин заподозрил, что Ходорковский, который открыто финансировал несколько партий, а также занимался культурно-просветительской деятельностью, замышляет захват власти. Наконец, Кремль мог испытывать недовольство запланированной сделкой по обмену акций между слившимися ЮКОСом и «Сибнефтью» и американской нефтяной компанией «Шеврон-Тексако», в результате чего ЮКОС превращался бы в международную компанию и ушел из-под контроля Кремля.
Платон Лебедев был арестован в июле 2003 года, а Михаил Ходорковский — в октябре. Спустя два года они были осуждены на девять лет лишения свободы каждый (впоследствии срок был сокращен до восьми лет). Бизнесменов объявили виновными по шести статьям УК, в том числе в мошенничестве, хищении денежных средств у государства, хищении ценного сырья апатитового концентрата в крупных размерах, нескольких неисполнениях решений арбитражных судов, уклонении от уплаты налогов.
Как раз в ходе первого процесса прокуратура опробовала все те методы, которые широко применяла и в ходе второго. Прежде всего, это объявление обычных законных финансовых операций преступными. Таким образом, любая успешная сделка, приносившая прибыль, автоматически преподносилась как криминальная. Тяжесть такого «преступления» лишь усиливалась, если в сделках участвовало государство. Вместо доказательств обвинение приводило ничего не объясняющие детали сделок. Расчет был на то, что, запутавшись в информации, публика перестанет следить за процессом. Прокуроры совершенно не заботились о том, чтобы им поверил суд. Они знали, что судья проштампует любой приговор. И в самом деле, приговор почти дословно повторял обвинительное заключение. При этом сама компания ЮКОС была обанкрочена и куплена за бесценок некоей «Байкалфинансгруп», созданной специально для того, чтобы перевести активы крупнейшей компании России в государственную «Роснефть». Желая хоть как-то обосновать необходимость осуждения Ходорковского и Лебедева, власти запустили в подконтрольные СМИ версии о том, что преступная деятельность руководителей ЮКОСа варьировалась от организации убийств неугодных людей до финансирования чеченских боевиков. Впоследствии тезис о том, что у Ходорковского и Лебедева «кровь на руках» использовал в своих выступлениях Владимир Путин.
Как ни жесток был первый приговор, его оказалось недостаточно. Срок заключения Ходорковского заканчивался в середине 2011 года, за несколько месяцев до парламентских и президентских выборов. И это вновь показалось опасным.
5 февраля 2007 года Ходорковскому и Лебедеву были предъявлены обвинения по двум статьям Уголовного кодекса РФ: статье 160 — хищение путем присвоения, и статье 174 — легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества. Ходорковскому и Лебедеву вменялось хищение акций дочерних организаций ОАО «Восточная нефтяная компания». Кроме того, по версии следствия, в 1998-2004 годах Ходорковский и Лебедев участвовали в хищении нефти у ОАО «Самаранефтегаз», ОАО «Юганскнефтегаз» и ОАО «Томскнефть». Нефть этих предприятий они якобы сначала покупали по себестоимости, а затем через подконтрольные фирмы продавали по цене, завышенной примерно в 3-4 раза. В июле 2008 года СКП РФ предъявило Ходорковскому и Лебедеву обвинение в «хищении путем присвоения» почти 350 миллионов тонн нефти и «легализации денежных средств в особо крупном размере» (отмывание 487 миллиардов рублей и 7,5 миллиарда долларов).
Процесс по делу начался 31 марта 2009 года. Во время слушаний Ходорковский и Лебедев неоднократно заявляли, что не понимают сути предъявленных им обвинений. Защита Ходорковского и Лебедева определила обвинение как «набор ... бездоказательных утверждений о якобы совершенном хищении и легализации всей нефти, добытой за 6 лет деятельности НК ЮКОС». По словам Ходорковского, то, что обвинение назвало «легализацией», является «отдельными примерами большого количества обычных сделок размещения (временного) средств вертикально интегрированной нефтяной компании "ЮКОС" казначейством компании на российском и международном финансовом рынке».
В ходе процесса обвинение придерживалось старой тактики: в суд было представлено гигантское количество документов, но при этом никак не объяснялось, что эти документы доказывают. В то же время свидетели защиты, среди которых были глава Сбербанка Герман Греф и министр промышленности и торговли Виктор Христенко, фактически подтвердили: ни присвоения денежных средств, ни их отмывания в действиях ЮКОСа не было и они соответствовали закону. Бывший премьер-министр Михаил Касьянов выступил в суде в защиту бывшего владельца ЮКОСа, заявив, что деятельность этой и других нефтяных компаний тщательно контролировалась правительством и потому обвиняемые похитить нефть не могли.
В октябре 2010 года стало известно, что прокуратура снизила претензии к Ходорковскому и Лебедеву: к этому времени они уже обвинялись в хищении не 350, а 218 миллионов тонн нефти. Обвинение заявило также о намерении смягчить требуемое наказание, однако продолжало настаивать на доказанности вины бывших руководителей и потребовало для них по 14 лет заключения.
Суть происходившего в Хамовническом суде предельно точно выразил в своем последнем слове Михаил Ходорковский: «Я знаю, есть люди, я называл их в процессе, которые хотят оставить нас в тюрьме. Оставить навсегда! В общем, они это особо не скрывают, публично напоминая о существовании «вечного» дела ЮКОСа.
Почему не скрывают? Потому что хотят показать: они — выше закона, они всегда добьются того, «что задумали». Пока, правда, они добились обратного: из нас — обычных людей — они сделали символ борьбы с произволом. Это получилось. Это не наша заслуга — их».
ПОСЛУЖНОЙ СПИСОК
Защита бывшего главы службы безопасности ЮКОСа Алексея Пичугина неоднократно заявляла ходатайство об отводе Лахтина, поскольку он, по мнению адвокатов, нарушал права их подзащитного. Суд отклонил ходатайство.
Помимо дел, связанных с ЮКОСом, Валерий Лахтин представлял прокуратуру в процессе по делу бывшего министра атомной энергетики Евгения Адамова, обвиняемого в мошенничестве в крупных размерах и злоупотреблении должностными полномочиями. Адвокат Генри Резник заявлял, что требование Лахтина о продлении предельного срока содержания Адамова под стражей было основано на обстоятельствах, не предусмотренных законом, а кроме того, прокурор представил справку из службы экономической безопасности ФСБ, содержащую ложные сведения о деятельности экс-министра.
Лахтин также представлял Генпрокуратуру в качестве ответчика на слушаниях по иску полковника ВДВ Павла Поповских, до того обвинявшегося в убийстве журналиста Дмитрия Холодова. Поповских, помимо денежной компенсации, требовал официальных извинений от помощника генпрокурора Ирины Алешиной, которая ранее выступала в СМИ с обвинениями в его адрес. Лахтин пытался доказать, что Поповских не может считаться реабилитированным, поскольку ранее привлекался к уголовной ответственности по другой статье, но уголовное дело было прекращено в связи с истечением срока давности. Однако судья Московского окружного военного суда Евгений Зубов возразил, что право на реабилитацию подтверждено Верховным судом. Лахтин также утверждал, что извинения за незаконное уголовное преследование приносит не помощник генпрокурора, а прокурор. Но суд обязал Алешину принести официальные извинения. Позднее, впрочем, военная коллегия Верховного суда отменила постановление МОВС.
15 февраля 2007 года генеральный директор предприятия «Нижневартовскнефтегаз» Виктор Палий обратился с заявлением к новому прокурору Тюменской области Владимиру Владимирову, где указал, что Валерий Лахтин и его коллега Альберт Богданович на протяжении нескольких лет незаконно возбуждают уголовные дела, фальсифицируют доказательства, подделывают подписи на документах, совершают подлоги в законодательных актах. Он потребовал возбудить в отношении Лахтина и Богдановича уголовное дело. В 2003 году Лахтин участвовал в процессе по делу Виктора Палия о хищении 9 млн долларов, где заявлял, что доказательств для предъявления Палию обвинения «более чем достаточно». Адвокат Палия Михаил Бурмистров говорил, что не увидел в бумагах, переданных Лахтиным суду, ни одного доказательства вины его подзащитного.
СОУЧАСТНИКИ
Следователь Салават Каримов, прокурор Дмитрий Шохин, прокурор Гульчехра Ибрагимова, судья Виктор Данилкин
ЦИТАТЫ
Валерий Лахтин:
— Меньше бы было компаний в стране — легче бы жилось!
Михаил Ходорковский:
— Процесс ничего общего не имеет с тем, что в мире обычно понимают под правосудием.
Валерий Лахтин:
— Меньше бы было компаний в стране — легче бы жилось!
— Свою профессиональную состоятельность я могу подтвердить приговором Мещанского суда в отношении Ходоровского и Лебедева, который вступил в законную силу и который НИКОГДА не будет отменен, что так раздражает Лебедева.
Платон Лебедев:
— Все вечная привычка Лахтина читать вместо дела обвинительное заключение!
— Именно благодаря тому, что существуют такие подставные прокуроры, как Лахтин, всякая шпана увиливает от ответственности.
Михаил Ходорковский:
— Вообще в деле нет никаких доказательств, подтверждающих наличие самого события преступления. Когда прокуроров попросили их представить — они отказались, а судья только пожал плечами и продолжил этот фарс.
— Процесс ничего общего не имеет с тем, что в мире обычно понимают под правосудием. Еще раз освещать авторитетом суда такую глупость, как это было в первом процессе, больше нельзя. Но и действовать строго по закону столь же немыслимо — ведь инструкцию держать меня в тюрьме никто не отменял. Оказывается, меня судят не за предпринимательскую деятельность. А за что же тогда? За политику? Так скажите, наконец, об этом честно.
ЭКСПЕРТИЗА
Вадим Клювгант, адвокат Михаила Ходорковского:
— Для прокуроров, которые без остановки читают огромный массив разрозненных документов, не объясняя, откуда они их взяли и почему читают, и называя все это безобразие «исследованием доказательств», суд является неизбежной и неприятной формальностью.
Вадим Клювгант, адвокат Михаила Ходорковского
— Когда прокуроры только начали то, что громко называется «представлением письменных доказательств стороной обвинения», мы назвали это действо безумным доказыванием безумного обвинения. Для прокуроров, которые без остановки читают огромный массив разрозненных документов, не объясняя, откуда они их взяли и почему читают, и называя все это безобразие «исследованием доказательств», суд является неизбежной и неприятной формальностью. Они давно уже все решили, вынесли приговор Ходорковскому и Лебедеву, им все понятно, о чем они открыто и без стеснения говорят. Стороне защиты они отводят «почетную» роль жертвы, которая присутствует на собственной казни с кляпом во рту. Отсюда и демагогия, и хамство, и откровенная ложь со стороны прокуроров — а как иначе выполнить поставленную перед ними задачу учинить расправу над Ходорковским и Лебедевым? Доказать им ничего не удалось — напротив, они опровергли собственное обвинение. При этом очень показательны их слова о том, что доказательства, которые они представляют суду, полностью соответствуют обвинительному заключению. То есть сначала они создают обвинение, а потом приносят доказательства, которые ему соответствуют. А те, которые не соответствуют, они не показывают.
Мы терпеливо ждали, когда же нам скажут что-нибудь о том, кто, где и когда, при каких обстоятельствах обнаружил, что что-то пропало. Например, нефть, которая объявлена похищенной, или акции, которые тоже якобы похищены. Мы ждали, что обвинители скажут об этом в своем обвинении. Потом — что об этом будет сказано на основании документов, которые предоставляло обвинение. Потом — что кто-нибудь из свидетелей, названных свидетелями обвинения, скажет, что ему известно о том, что где-то что-то пропало. Никто ничего не сказал. На основании так называемых доказательств обвинения мы констатируем, что Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву предъявлены обвинения в преступлениях, которые никем и никогда не были совершены. То есть обвинение полностью сфальсифицировано. От суда и защиты спрятали не только большое количество документов, которые обвинению невыгодно обнародовать, но и так называемых потерпевших, которые, на самом деле, ничего не потерпели. Когда прокуроры заявили, что у них закончились доказательства, мы напомнили, что они собирались допрашивать потерпевших и в постановлении суда о порядке исследования доказательств это записано. Они сказали: «Ну и что? А мы теперь не хотим». И суд, вопреки своему постановлению, принял отказ стороны обвинения от допроса потерпевших.
Договоры о поставках нефти, по мнению государственных обвинителей, подтверждают обвинение в хищении. Но тогда точно так же хищение нефти можно доказывать телефонным справочником или расписанием поездов.
Все, что отрабатывается в нашем деле, потом тиражируется в городах и весях всей России, на всех уровнях. Это дело задает общероссийские стандарты судопроизводства и правоприменительную практику, и не только по уголовным делам. Как прокуроры Генеральной прокуратуры, задающие эти самые стандарты, относятся к базовому принципу состязательности и равноправия сторон? А вот как: во время судебных заседаний они без стеснения и не один раз называют деятельность адвокатов противодействием правосудию. По их мнению, адвокатам незачем встречаться с подзащитными наедине, достаточно того, что мы видимся в суде. «Мы же видим, что они конфиденциально общаются», — говорит прокурор Лахтин.
Поведение судьи, который отклоняет ходатайства, не мотивируя свое решение, удручает — по закону суд обязан мотивировать свои решения. Но все, что мы слышим в качестве мотивировки, — что суд не находит законных оснований для удовлетворения ходатайства. Странно и то, что одна сторона всегда оказывается права, а другая всегда неправа. Не могу не констатировать, что таким образом суд подыгрывает стороне обвинения: если он не опровергает доводы защиты, это по умолчанию означает, что и обвинению не надо утруждать себя аргументацией — и так сойдет. Что обвинение и делает.
Содержание приговора не оставляет у нас ни малейших сомнений в том, что имело место давление на суд, что суд был несвободен при принятии решения. Потому что даже если теоретически предположить, что суд нашел какое-то преступление, писать в приговоре вещи, которые заведомо не могли иметь место, здравомыслящий человек, если он независим, конечно же не может. Там, например, написано про фиктивное право собственности у ЮКОСа, в то время как есть десятки судебных решений, и судье они известны, где единственным собственником этой самой нефти признан ЮКОС. И таких примеров множество. То есть, как мы и говорили, если бы суд был свободен в принятии решения, он не мог бы принять никакого иного решения, кроме оправдательного. То, что мы слышим, является, конечно, не прямым, но косвенным подтверждением того, что суд не был свободен при принятии решения.
Это заведомо неправосудный приговор несвободного суда. Если по-простому, то это позорище для нашей страны, которая в XXI веке терпит такое надругательство над правосудием, над правом собственности, над законом.
ЭКСПЕРТИЗА
Вадим Клювгант, адвокат Михаила Ходорковского:
— Для прокуроров, которые без остановки читают огромный массив разрозненных документов, не объясняя, откуда они их взяли и почему читают, и называя все это безобразие «исследованием доказательств», суд является неизбежной и неприятной формальностью.
